МУЗЫКА НАД ХАОСОМ (о новом поэтическом сборнике Александра Петрушкина "Флейта Искариота") Нынешней весной в Челябинске начался отсчет "24 страниц современной класики". Именно так называется поэтическая серия, издаваемая фондом "Антология". Концептуальное решение серии молодежных поэтических изданий принадлежит Александру Петрушкину, и его сборник вышел третьим по счету. Вообще молодому литературному поколению свойственна поразительная черта: во времена пресловутого чистогана вопреки доминанте "каждый за себя" они воссоздают поле литературного общения своими силами и средствами. Причем их эстетические установки напрямую связаны с предшествующим опытом, и уже по характеру этих взаимосвязей можно видеть процесс осознания человеком собственного бытия. Это и есть предмет размышления над "Флейтой Икариота". Время собирать камни и время их разбрасывать следуют друг за другом неотступно. Помни о том, что будет, -- такой лозунг следовало бы разместить на плетне, огораживающем место действия вышеуказанного процесса. Предмет разборки, разбрасывания в текстах "Флейты Искариота" -- синтаксис. Задачей синтаксиса в любом тексте является упорядочивание пространственно-временных связей повествования. Автор разбивает мыслительные конструкции на мелкие части, но по качеству отдельных сохранившихся блоков мы можем судить о том, каким был первоначальный монолит смысла. Читая "Флейту", можно задать себе множество интересных вопросов. Не грех подумать и над ответами, имея в виду, что их (этих ответов) в конце книги нет. Первый -- и главный -- вопрос: что остается, что держит стихи, когда из них уходит мысль -- связная, слитная? В параллельной, художественной реальности тот же вопрос ставится несколько иначе: что сквозит за видимым предметным хаосом? Видимо, музыка -- ценность абсолютная и сомнениям не подлежащая. Музыка, которую не устраивают узнаваемые и почти привычные для нас всех сочетания, обозначающие местоположение и взаимосвязь предметов в пространстве жизни. Очевидно, разрушающий, разбрасывающий импульс текстов "Флейты" подразумевает иной принцип смысловой сборки. Второй -- не менее важный -- вопрос: почему возникает столь острая необходимость основательной разборки смыслов? Ведь за причудливыми мелодиями "Флейты" совершенно ощутимо стоит мощный психический монолит. Основная задача искусства всегда заключалась именно в производстве смыслов, и по большому счету процесс дробления всегда есть частный момент общей сборки. Дробится, разбивается меньшее -- то, что мешает создать более масштабную цельность. Но здесь возникает еще один нюанс: не останутся ли эти графские развалины синтаксиса напоминанием о былом (когда?) величии и стройности, не растащатся ли они на кирпичи для лачуг и сараев? Вопрос не только к автору, но и к читателям. Хотя, впрочем, революционный подход к решению насущных проблем себя уже давно скомпрометировал: процессы разборки, дробления, уничтожения в силу нашей несовершенной природы легко запустить, а вот остановить бывает трудно и в конце концов -- поздно. И, наконец, третий вопрос -- проблема восприятия подобных текстов. На нем мы остановимся чуть подробнее. Современное сознание расколото, дискретно. Это качество (в цельном, едином мире) имеет явно негативную окраску и -- в дополнение -- свойство продолжающегося дробления. Речь связывает пустоты, и по ней, как по шатким мосткам, мы перебегаем от одного островка смысла к другому. Естественно, читатель -- собеседник поэта -- в большинстве своем ищет все-таки твердые островки, точки смысловой опоры, прощая ради них и условность, и шаткость связок-мостиков. В книге "Флейта Искариота" надежна только музыка -- воздух. А под ногами -- обломки, осколки, прутья... Нужна колоссальная внутренняя необходимость (читательская), чтобы решиться пройти по этим развалинам. Проще говоря, субъективная необходимость данной поэзии безусловна, объективная ценность ее -- предмет спорный. Можно сказать: у этой книги есть свой читатель. И это правда. Но не вся. Характерной ообенностью поэтического стиля, базирующегося на дроблении, разрушении является откровенно спекулятивное использование слов, понятий, выражений. В ход идет все, как и полагается в уважающих себя руинах: высокая лексика, античные и библейские персонажи, современный молодежный сленг и ненормативные выражения. Можно извне посетовать на происходящее, но внутренняя логика точна: при создании смысла нужно очень верное, корректное соединение слов и реалий, за ними стоящих, а при разборке путем взрыва в этом просто нет необходимости. Каждый предмет сам по себе, на себя замкнут, и даже движение происходит абсолютно непредсказуемо, хаотически: то между предметами, то внутри их необычайной плотности... Согласится ли с этим читатель? Да, если его логика совпадает с авторской. Если его мир дымится в развалинах, а дух жаждет -- быть. Нина Ягодинцева