Челябинский глобус. Титульная страницаИз нашей коллекции

  Литература

Александр ГашекЖИЗНЬ ПОЭТА

Александр Гашек (1946-1993) жил рядом с нами и писал стихи редкой силы и чистоты. Пять лет назад его не стало...

Кого мы можем назвать Поэтом? Уметь рифмовать мало. Выпускать сборники стихов, печататься в журналах и, даже иметь своего читателя недостаточно. стихи для того чтобы состояться - обязательное, но не самое существенное условие. Еще необходимы голос и судьба. Неповторимый, легко узнаваемый почерк-стиль, что проявляется буквально во всем, и особый изгиб жизненного пути. Хочется назвать поэтом человека, который при жизни напечатал всего несколько стихотворений. Произведения его мало кто знал, когда он был жив. Не слишком известен он и сейчас - две маленькие книжки и несколько подборок в журналах (впрочем, переполненных досадными опечатками, зачастую искажающих смысл текстов) - капли в море. Или в небе (потому как оно еще больше и глубже).

НАЧАЛА

Фамилией своей он одновременно гордился и стеснялся - говорил, что недостоин быть однофамильцем великого писателя. Первые попытки напечататься он предпринимал под псевдонимами.

Родился Александр Гашек в семье прачки и фронтовика. Русской крови в нем не было, чешская да немецкая, немного польской и украинской. В прошлом веке предки его приехали из Чехии в Россию. Бабка и дед жили в Крыму. Во время войны их выслали на Урал. Родители развелись, когда ему было четыре года. Мама второй раз вышла замуж, и Саша остался с отцом.

Рос мальчик артистичным и спортивным. Ходил вприпрыжку - тренировал стопу. Бегал спринт, прыгал, и был дискоболом - метал диск. Самостоятельно изучил технику и при своих миниатюрных данных (вес около 75 кг) выполнял норму первого разряда. Выигрывал областные и региональные соревнования. Говорят, что значительность результата достигалась за счет бешенного раскручивания в круге. Увлечение этим видом спорта Гашек пронес через всю жизнь. Даже в последние годы, уйдя от людей и затворившись на пасеке, время от времени "брался за старое". Может быть, хотел преодолеть земное притяжение, оторваться и улететь куда-нибудь подальше?!

Вышедшие сборникиБЫТ И БЫТИЕ

Обладал изумительной памятью - наизусть знал все обо всех более или менее знаменитых легкоатлетах. Имена, где и на каком турнире выступал, вплоть до завоеванных сантиметров и секунд. Даже с будущей женой он познакомился в спортивной секции. Долго ухаживал, она потом ждала его из армии. Окончил восьмилетку. Затем ШРМ. Четыре года служил на Тихоокеанском флоте. Пошел туда сознательно, начитавшись книжек: романтика, мужественные люди, скупые на проявления чувств... Бухта называлась "Разбойник" (потом он напишет о ней большую поэму, в этом году ее впервые опубликовал журнал "Уральская новь"). Всю жизнь Гашек будет скучать по своим флотским друзьям-приятелям, хотя на предложение родных написать кому-нибудь из них письмо отвечал категорическим отказом: счастливое прошлое вернуть нельзя. Он так и проживет отпущенный судьбой срок в постоянной раздвоенности, вечном душевном раздрае, где-то там, в краю идеального бытия, и здесь, среди людей и быта. Может быть только стихи и могли прикрыть пропасть, разделяющую два этих мира.

СТИХИ

Стихи Гашек начал писать в юности, что-то стало получаться лет в 16. Чистил он свой архив часто - самое ранний сохранившихся, текст - "Реченька" датирован 1966 годом, его Александр написал в Хабаровске, в учебном отряде. В нем поэт рассуждал о тихой природе своего дара:

Как ни лукавь - не речка ты
А вовсе ручеек
И хочешь путь колечками
Продлить чтоб был далек

- О том, что отец пишет стихи, я знала,- рассказывает его дочь Лера,- кажется, с самого рождения. Он мне часто читал, и свои, и чужие... Но сознательно обратила на это внимание, когда после окончания первого класса, мы с ним отдыхали на озере Увильды (Девять лет подряд мы снимали дачу рядом с санаторием "Увильды".). У папы был тогда творческий подъем, в то лето он много писал..."

Сочинял Гашек периодами. Мучительные годы молчания сменялись моментами лихорадочной активности. Тогда в течении месяца или двух он мог закончить несколько циклов.

ТЕАТР НА ПУСТЫРЕ

Дипломный спектакль (Гашек закончил режиссерский факультет Челябинского института культуры), "Антигона" в институте стал событием - вспоминают его до сих пор. Студенты Александра боготворили, собирались практически каждый день, смотрели словоохотливому режиссеру в рот. Все мечтали о продолжении... Но по специальности Гашек практически не работал. Если не считать студии в каком-то подвале, где он пытался придумать новый спектакль со студентами. Потом - со школьниками. К каждому празднику требовали халтуру, аполитичному режиссеру ужиться с такими порядками было трудно - приспосабливаться он не мог. Да и не умел. Недолго, год, он проработал в коллективе "Люди и куклы", при Челябинской филармонии. Долгие гастроли в Казахстане, разлука с родными.

Возили по аулам кукольный театр,
жили в общагах, затхлых районных гостиницах,
перевирали Грина - нам мерещился Сартр!
("Ассоль")

Но работать все равно хотелось. Одно время порывался уехать на съемки к Андрею Тарковскому, любимому своему режиссеру. Хоть кем. Не смог оставить семью. Пошел в ледовары на стадион. Работал сторожем (ночью писалось особенно хорошо). Но когда, после ухода Морозова, его позвали в "Манекен", Гашек отказался наотрез, хотя мог и хотел. Никто так и не знает почему он не согласился вернуться в театр.

ЖИЗНЬ В ЗАСТОЙ

Начало 70-х случилось особенно насыщенным: Гашек много писал, вокруг него сложилась компания творчески одаренных людей. Дома часто собирались гости, общались, спорили, пили вино, читали стихи. Актеры и музыканты, журналисты и поэты. Было шумно и весело. Любил сладкое, домашнее винцо, хотя пьяницей никогда не был. Расслабляться он не умел и быстро заработал язву желудка, которая переросла потом в "злокачественное образование".

Если собиралась приятная и знакомая компания, Гашек мог и любил читать "свое" и делал это артистично. Ему нравилось, что его слушают, что он в центре внимания. Хотя и не подавал вида, как важно ему это внимание. Народ к нему тянулся, отвечал взаимностью. Быть душой компании получалось неосознанно и органично. Потом, когда Гашек станет затворником, все будут удивляться такому, казалось бы неожиданному повороту его судьбы.

Когда приходили новые строки, Александру требовалось уединение, сочинял он в состоянии тишины и сосредоточенности. Писал в основном ночами, закрывшись в ванной или на кухне. Хотя, порой, вместе с друзьями, ночи напролет, Гашек сочинял стихи, участвуя в импровизированных конкурсах, впрочем, не слишком серьезных. Пытались подражать старым китайским поэтам или имитировать лаконичность японских хокку и танка.

Были еще рисунки, он считал их дурачеством. И никогда серьезно к ним не относился. Рисовать Гашек начал сразу после армии и занимался этим всю жизнь.

СЕРЬЕЗ

Хотя писал Гашек много, собственной критики не выдерживало практически ничего - он был очень требователен и постоянно переписывал одни и те же тексты, улучшая и поправляя их. К некоторым он возвращался спустя несколько десятилетий. Существует масса вариантов одного и того же текста... Юношеские и ранние почеркушки он сжег почти все (потом, правда, жалел). Постепенно сложился корпус в пять с небольшим десятков стихотворений, которые он считал действительно своими. "Нужно быть щедрым",- любил говорить он после очередной чистки бумаг.

СЧАСТЬЕ

Единственная прижизненная публикация состоялась в самом начале 90-х, в журнале "Урал". Выход семи стихотворений, которые дочь Лера передала в журнал, окрылил поэта. До этого он посылал стихи в журналы всего несколько раз, но ничего, кроме вежливых отписок и пожеланий "писать дальше" не приходило. Появилась надежда...

Незадолго до смерти, Александр привел свой архив в порядок, оставив в виде завещания полсотни текстов. Поэтом себя Гашек не считал и относился к своему творчеству "неоднозначно". За два дня до смерти, он надиктовал на магнитофон несколько новых... Прослушав ее, Александр сказал: "Хорошие стихи..." В другие периоды жизни, он говорил, что это - "дерьмо", сжег портфель бумаг -, практически все написанное.

СТРАННОСТИ

Не любил стричься и, внешне похожий на Пьера Ришара, носил гигантскую шевелюру. А если стригся, то практически наголо. И так, из крайности в крайность, во всем. Мятущийся и неприспособленный, Гашек не задерживался долго на одном месте. Далекий от быта, он не замечал, что ест, во что одет, пальто мог надеть шиворот-навыворот и казался инопланетянином. А как иначе можно было перетерпеть все то, что его не устраивало (а не устраивало практически все). Постоянно думал о прочитанном или сочинял стихи, был погружен - вот только в себя ли? Его считали странным, "не от мира сего", рассеянным мечтателем. В.Розанов, однако, считал, что "рассеянный человек и есть самый сосредоточенный..."

ПАСЕКА

Когда дочка закончила школу, Гашек закончил заочные курсы пчеловодов и уехал в Чебаркульский район и принял там находившуюся в упадке пасеку. Заброшенный сад, где плодоносило только одно дерево. Рай... Вокруг березовый лес, поля. Домой он приходил только ночевать, в основном же пропадал возле ульев. Читал-писал, думал.

Можно сказать, что пасеку он создал заново, отдав этому последние силы и годы жизни с 1986 по 1993. Жил он там безвылазно и безлюдно, не принимая даже самых близких друзей. Поначалу жена еще пыталась вывезти кого-нибудь в гости, но Александр наотрез отказывался, и она оставила эти попытки. Лера говорит, что отец "психовал страшно - его очень волновало и мучило, что он не состоялся". Когда друзья все-таки приезжали, разговоры об искусстве бередили его. После этого он болел, выплескивался наружу и опустошался, точнее, даже истощался..." Особенно его раздражали радио и телевизор, политика... Когда началась перестройка, Гашек очень активно следил за развитием событий. Но вскоре ему и это надоело тоже. Его раздражало буквально все, хотя мизантропом он не был.

Не было у него механизма самострахования, потому и не умел беречься-защищаться. Отсутствие иммунной системы души окончательно расшатало нервную систему.

ПОСЛЕДНЯЯ КАПЛЯ

Год, устраиваясь, он прожил там один. Когда получил дом в деревне, вызвал жену. В город он приезжал теперь изредка и только для того, чтобы побегать по книжным магазинам. Был азартен. И хотя денег хронически не хватало, некоторые книги покупал втридорога, много менялся. Влюбившись в Фолкнера или Хемингуэя, месяцами говорил только о них, выискивал и прочитывал о своих увлечениях все, что было возможно.

Пасека, куда он сбежал от людей, в надежде найти райский уголок, оказалась совершенно проницаемой. Он вложил в пчелиное хозяйство всю свою душу без остатка, ничего себе не оставив. Пчел он называл "девчонки мои". Но социум достал Гашека и здесь. Не создав никаких условий для работы, с него требовали план, мед, какие-то взятки... "Кормовую базу" не давали, сначала требуя отдачу. Разговоры с дубоголовым начальством выводили его из себя. Все это, в конечном счете, его и доконало. Единственное, что еще как-то держало на плаву - это стихи. Он говорил, что пишет их для того, чтобы не сойти с ума: хоть какая-то самореализация... Творческой энергии в нем было столько, что не будь выхода, он просто взорвался бы или сгорел изнутри. Так, впрочем, и произошло.

МУЗЫКА

У него был абсолютный слух. Часто он насвистывал сложные мелодии из Моцарта. Классическую музыку очень любил - у него была значительная фонотека. Гендель, Бах, Моцарт (любимый), Вивальди, Гайдн. Легкое (не легкомысленное) барокко успокаивало и примиряло. Свойства музыкальной композиции Гашек пытался перенести в стихи, выстраивая их то как джазовые импровизации, то - как полифонические фуги.

Последний месяц жизни, когда тяжело больного, его привезли из больницы, он каждый день слушал "Кончерто гросси" Генделя. Все к чему бы он, талантливый и органичный, не прикасался, наполнялось гармонией и смыслом. Кроме всей собственной жизни.

ГНЕВ. ДЕПРЕССИИ

Депрессия - это только звучит романтично и красиво. Взрывался Гашек по любому поводу дикими вспышками самоуничижительного гнева. Его могла вывести из себя любая мелочь. Он говорил, что до флота, до 18 лет вообще не умел сердиться и раздражаться. И якобы поэтому начал сознательно копить в себе отрицательные эмоции... Которые постепенно и стали неконтролируемыми. В этом был элемент актерства, желание красивого жеста: пусть ярость благородная вскипает, как волна... Впрочем, близкие считают, что все это "моделирование" Александр придумал, пытаясь хоть как- то объяснить свое поведение. На самом деле, причины вспышек и перепадов были простыми: Гашек был совершенно беззащитен перед данностью жизни. И воспринимал все буквально, начиная от политики и заканчивая бытом, чутко и болезненно. Это помогало в творчестве, но это и разрушало. Человек без кожи, он был просто обречен на болезнь и раннюю гибель.

БОЛЕЗНЬ

После разговоров об искусстве, которые Гашек буквально обрушивал на жену или приехавшую погостить дочь, хватался за грудь - думал сердце. Потом наступали депрессии. Смена настроений была быстрой и немотивированной. Вдруг неожиданно увлекся фантастикой, запойно читал самые низкопробные сочинения: бежал... Еще собирал марки. Но только "про спорт". Дочь, которая мечтала стать зоологом, убедил собирать "животных" (Лера Гашек, кстати, занимается изучением птиц). И, самое последнее время, иностранные монеты.

Гашек знал, что умирает. Однажды, лет за пять до смерти, попросил жену похоронить его в саду, под единственной на участке яблоней. Потом, когда Александр умер, буквально через месяц, яблоня треснула и раскололась на две части, погибла. Конечно, он надеялся на лучшее. Но как себя ни обманывай, болезнь не заговоришь, не обманешь. Однажды, на пасеке, ему стало плохо. Отвезли в больницу. Там обнаружили "это самое".

СМЕРТЬ

Умирал он дома. Мучился месяц. Подготовил сборник, попросил дочь, если будет возможность, напечатать. За два дня до смерти надиктовал на кассету несколько незаписанных на бумаге стихотворений. Голос его изменился до неузнаваемости, точно кто-то чужой и незнакомый читал. Умер на руках у жены тихо, смиренно, как говорят, отошел, отлетел. Отмучился. Похоронили его на тихом сельском кладбище, возле речки.

ИЗ ТРАВЫ

Первая большая публикация вышла в "Уральской нови", в 1994 году с предисловием Рустама Валеева. У Александра Гашека оказались верные, преданные его памяти друзья. Скооперировавшись с родными, они дважды издали сборник стихов "Донник", скромный, неброский, тонюсенький, но сразу же обративший на себя внимание. А вот на памятник сил уже не хватило.

Недавно случились еще несколько публикаций. Стихи А.Гашека вошли в антологию новой уральской поэзии, в уральский выпуск элитного московского журнала "Золотой векъ." А дальше - тишина. Край наш не слишком богат значимыми именами. Кстати, большинство из них - репутации дутые, надуманные. Случай Гашека уникален своей подлинностью, органичностью. Скромный, тихий дар его нетипичен для наших широт. Наследие его хоть и невелико, но действительно, существенно. Ему не было равных здесь при жизни, нет и сейчас. Но что толку? Он не был нужен городу при жизни. За исключением горстки энтузиастов, не нужен он ему и теперь, пять горьких лет спустя. Неприкаянная судьба Поэта продолжается.

Дмитрий Бавильский